***
На окне сидела девушка. Полы ее длинного белого платья падали на батарею. В ком-нате было светло. Разбросанные повсюду листки глянцевой бумаги отражали солнечные лучи. Из открытого окна дул ветер и сбивал листки в кучки. От этого шелеста девушка постоянно вздрагивала, но продолжала сидеть на сквозняке. Светлые волосы закрывали лицо. Руки лежали недвижно. Иногда она медленно наклонялась и касалась лбом согну-тых коленей. Все абсолютно машинально: дрожь, наклон; дрожь, наклон.
«Так безумцы смотрятся в воду,- подумала она,- а я не вижу ничего». Она вздохнула. Дрожь, наклон. -«Как бы я хотела узнать, что такое свет». Еще один вздох, последний.
***
Он заканчивал очередной набросок. «Все не то»,- бормотал он, ломая в тысячный раз то ли от чрезмерного напряжения, то ли от досады на самого себя грифель карандаша. Скомкав листок, он бросил его на пол. «Не–мо- гу»-звучало в голове, но оно тут же отска-кивало от стены упрямства, тщательно отрабатываемого годами. Он взял новый лист, тон-кий, полупрозрачный, последний.
И тут же отложил.
«Отец так и не окончил ни одной картины»,- почему-то вспомнил он,-«сидел целыми днями в мастерской и «творил шедевр». Шедевра не вышло. Творить…Слово, выдуман-ное романистами, а на самом-то деле за ним лишь пустота. Пус-то-та».
Он потянулся за пачкой сигарет. «Нет, не сейчас»,- одернув руку, он резко развернулся и почти бегом покинул комнату.
На кухне его дружелюбно встретил вчерашний беспорядок. Сев на стул и расчистив немного места, он лег головой на стол. Его лицо отражалось в гладкой плоской ручке хо-лодильника. Будто в кривом зеркале- сильно вытянутая голова, огромные глаза, рта же почти не видно. Почти не видно до тех пор, пока он глупо ни улыбнулся сам себе и ни на-чал подмигивать то одним, то другим глазом.
Его отвлекло лишь резко распахнувшееся от сильного ветра окно. «Да, странный се-годня день: солнце светит беспощадно, и ветер будто с цепи сорвался». Пока он затворял дверцы окна, его внимание переключилось на кусок белой ткани, зацепившийся за метал-лический бортик. Его бросало в разные стороны сильными потоками воздуха. Миг,- он сорвался и улетел.
«Странно»,- вырвалось у него. - «Хотя, что есть странность? Лишь нарушение при-вычной нормы, не более того». Он часто проводил сам с собой небольшие дискуссии на тему тех или иных появлявшихся в его голове явлений.
Створки окна с шумом захлопнулись - ветер изменил направление.
«Я должен подняться на чердак»,-вдруг пришло ему в голову.
В ветхом доме он теперь, после смерти отца, жил совсем один. Его семья ни разу не выезжала из этого одноэтажного, местами подтекавшего и потрескавшегося поместья. Это было настоящим родовым гнездом, воспитавшим и отправившим в жизнь не одно поколе-ние. Теперь это с трудом можно было назвать домом, ремонт здесь не затевали со времен Ноя, поскольку уготовано было этому оплоту семейных надежд выращивать людей твор-ческих, но по большей степени бестолковых и умевших лишь «разводить мазню», как го-варивал не единожды живший поблизости дворник Эд.
Никого не осталось в живых, и дом начал чахнуть, тяжело кашляя кусками пожелтев-шей и скомковавшейся побелки. Точно немощный старик, он доживал последние годы, сам удивляясь, как еще не рухнули дряхлые стены. Дом был крошечный и, наверное, по-этому продолжал жить. Будь на его месте сородич покрупнее, осталась бы от него кучка балок да фундамент.
Единственной гордостью этого старца был чердак, широкий, светлый, полный моли и прочих милых сердцу вещиц. Последние годы здесь располагалась мастерская, которая после смерти главы семьи наполнилась всяким бесценным хламом, утопающем в пыли.
***
На чердаке было холодно. Он пошел закрыть окно и наступил на кучку фотографий. Это были фотографии из семейного альбома, которые, словно мусор, разбросанные по всему полу, смешались с листами потускневшей бумаги, с эскизами отца.
«Самюэль»,-тихо произнес кто-то.
Он вздрогнул.
-Кто здесь?
-Зачем ты затворил окно?- Из тени старого платяного шкафа, стоящего в углу, вышла девушка.
-Кто вы?- Он внимательно смотрел на появившееся из ниоткуда создание. Он никак не мог захватить полный образ, как художник, пытаясь нащупать, запоминая, детали. Свет-лые с рыжинкой волосы, сжатый рот с четко очерченными уголками губ, голова наклоне-на чуть вбок, тонкие руки, на талии- складка белого платья, струящегося почти до пят, странные, из светло-коричневой кожи сандалии, никаких округлостей у линии бедра, бледные, непокрытые платьем ключицы и взгляд пустых глаз.
-Я та, что приносит счастье,- просто вымолвила девушка.
-Как Вас зовут?
-Выбери имя сам. Мне оно ни к чему.
-Но как Вы оказались здесь?
-Пришла на зов. Тебе ведь сильно меня не хватало, верно?
Она подошла к нему и положила свои ладони ему на глаза.
-Чувствуешь?
-Да. Ты та, кого я ждал, кому молился все дни и ночи, кого никто не желал так сильно, как я! -Его дыхание сбивалось.
-Я слышала тебя, Самюэль. Но только сейчас решилась прийти.
-Почему? Почему ты заставляла меня так долго ждать?!
-Я окажу тебе услугу, я сделаю все, что зависит от меня. Но можешь ли и ты дать мне кое-что?
-Все, что угодно! Только останься со мной!
-Хорошо,- отвечала она.- Возьми бумагу, карандаш и подойди ко мне.
Самюэль приблизился к отцовскому столу и нашел все, что требовалось.
-Подойди ко мне,- тихо произнесла девушка.
Он сделал пару шагов.
-Нарисуй мне дерево, которое растет у тебя за окном.
-Только дерево?- недоуменно спросил юноша.
-Да.
Он начал рисовать. Удивляясь сам себе, он изобразил дерево практически идеально. Ведомый непонятным порывом, наваждением, он пытался поймать четкость каждого лис-та, каждой ветви, каждой затверделой жилки. Он зачарованно смотрел на эскиз, будто на-писанный чужой рукой: с виду- обычное дерево, но оно поразительно соответствовало оригиналу.
Он с сомнением взглянул на девушку. Встав, он уперся ладонями в стол, чтобы унять дрожь в руках. У него кружилась голова, тошнота уже подступала к горлу.
-Цена искусства, -мягко проговорила девушка, подходя сзади и обнимая его.- А теперь твоя услуга.
Он попытался посмотреть на девушку, но тонкие руки, слегка обхватившие его, пусти-ли по телу волну мучительно сильной боли, и он потупил взгляд, скрывая напряжение.
Девушка отошла и протянула к нему руки. Длинные белые рукава ее платья свисали тряпками.
Поток теплого воздуха подталкивал его. Он двинулся навстречу. Их руки соприкосну-лись.
-Я могу дать тебе все, -шептала девушка,- всю себя. Но готов ли ты заплатить? Быть может, цена будет слишком высокой.
-Я готов,- тихо, но насколько мог уверенно произнес он и посмотрел прямо в ее ничего не выражающие глаза.
Она повлекла его на себя, сокращая расстояние. Самюэль порывисто обнял девушку, и она уперлась лбом в его плечо.
На стене тикали часы. Солнечный свет заливал чердак. Они стояли молча. Из его глаз медленно текли слезы. Боль туманила его разум, но он не мог отпустить ее сейчас, только не теперь, когда он нашел ее, обладал ею.
-Отпусти меня, Самюэль,- будто прочитав его желание, сказала девушка. Он глубоко вздохнул и разомкнул руки.
- Положи ладони на нарисованное тобой дерево.
Он подчинился.
Девушка нежно растерла слезы по его лицу и прикрыла ему глаза ладонями
Он неистово закричал. По телу прошла судорога, сильнейший приступ боли накрыл его.
-Постарайся обвести руками рисунок целиком, -молвила она.
Каждый раз, когда он двигал ладонями по столу, его скручивала новая нестерпимая волна. Но он еще держался. Почти теряя сознание, он продолжал водить по листу, практи-чески чувствуя каждый нарисованный штрих, каждую тень солнечного луча. Когда он был уже на исходе сил, она убрала руки.
-Я видела достаточно,- резко сказала она.
Он пошатнулся, еще приходя в себя от столь длительной боли.
-Теперь я в твоем распоряжении. Можешь просить, что пожелаешь.
-Подари мне улыбку,- не поднимая глаз, пробормотал он.
-Посмотри на меня, Самюэль. Я люблю тебя,- и она улыбнулась.
Пол, потолок, стены- все поплыло перед юношей. Он никак не мог найти точку опоры, а потом наступила темнота.
***
Сидя в дорогом антикварном кресле возле камина, он вспоминал прошедшее, всю свою яркую, но уже уходящую жизнь.
В различных галереях мира выставлялись его картины. С тех самых пор, как он начал писать шедевр за шедевром, он просто неприлично разбогател. Он имел все.
Единственной его трагедией было одиночество. Он не мог никого полюбить, и он пре-красно понимал почему. Встретивши однажды –позабыть ее невозможно.
Ему казалось, что она следует за ним повсюду, но он был всегда один. Он знал, что она жутко ревнива, и старался не испытывать ее чувства. Ведь он тоже полюбил ее тогда, в тот самый день, когда она проникла к нему на чердак. Не раньше, как он думал понача-лу, когда мечтал о ней во сне, когда думал о ней, создавая все новые и новые рисунки, ко-торые не могли и претендовать на то, чтобы однажды стать картинами. Такую музу он ждал. Он так сильно желал ее, что когда получил, не мог поверить ответному чувству. И все-таки полюбил он ее именно тогда, ощущая ее ладони на глазах и ее еле слышное ды-хание. Она была с ним на протяжении всех этих лет.
И вот сейчас, когда он так привык к ее присутствию, она покинула его. Он больше не слышит ее дыхание, не может питаться ее поцелуями. Он остался один в этом огромном величественном доме без души. Он стал богатым и, казалось, бездушным.
На самом деле, души у него не было уже давно, с тех пор, как она пришла на его зов. Он знал, что цена будет велика, но если б ему дали вторую душу, он распрощался бы и с ней. Ведь она в тех руках, которые умеют хранить.
Она говорила, что даст ему счастье. Но и он ей дал его. Когда он доверился ее словам, она познала то, что искала многие годы.
Свет.
Он поднялся с кресла и подошел к рабочему столу, заваленному различными бумага-ми и прочими вещами - обычный и желанный хаос. Бросив быстрый взгляд на книжный шкаф из красного дерева, он взял со стола нож и спустился в сад.
В его саду среди всего разнообразия зелени вишня росла лишь одна. Он приблизился к дереву и резкими, отчаянными взмахами высек на нем:
«FORTUNA».